Сочинение пятое. На границе трех республик, или расскажите боль свою, мои родные…
Кружит, кружит вороньё надо мною. Над головушкой моей. Над судьбою. Ждёт дороженька меня, да – лихая, Да от чёрного крыла – рана злая…
…Всё кружится вороньё – ох, неладно, Глянул я в родную даль, а там – смрадно. И страдает Русь – раны ножевые. Помоги нам, Бог, сохранить Россию… Андрей Поляков
В селе Чернооково Климовского района Брянской области живет мой дедушка по маме – Григорий Михайлович Лопатко. Бывший русский солдат, бывший узник гитлеровских концлагерей. Инвалид войны. Живет один в своем доме. Бабушка умерла "от сердца" десять лет назад.
У дедушки есть собачка Чара, кошка Катя и куры. А сразу за домом – большой старый сад, участок земли. Здесь жили его деды и прадеды. Здесь его родовое гнездо.
Всё здесь… В молодости, когда он еще был холостым и ходил на танцы, на деревенский "пятачок", окруженный высокими березами, однажды ухитрился с хлопцами незаметно, в вечерней тьме легко привязать (только наживить!) к березовым веткам –цветущие полевые ромашки. А потом, сразу же после одного из русских танцев с девушками, которые стояли под этими берёзами, юный дедушка и его друзья тихонько поколыхали стволы берез и неожиданно посыпались с неба… ромашки! Дождь из ромашек! Их любимые подставляли ладони и ловили ромашки… Это не забылось до сих пор…
На огороде дедушка выращивает картофель, свёклу, капусту, морковь… Собрать урожай – нелёгкое дело, поэтому дети и внуки, в том числе и я, помогаем ему, припасаем на зиму всё необходимое.
Дедушке идёт 90-й год. Но на переезд к нам в Брянск он никак не соглашается. "Умру, – говорит, – там, где родился и пригодился…" Пока он крепок и телом, и духом. Наверное, за его раны и контузию, полученные в сражениях под Вязьмой, за тяжелую работу в фашистских концлагерях, а потом – в фильтрационном сталинском лагере, то есть за его мучения и смертельную опасность, Богом дана ему долгая жизнь. Дедушка работал и рядовым колхозником, и был счетоводом, и бригадиром, и помощником председателя колхоза… И это – при четырёх классах образования. Природный, здоровый славянский ум.
Он и сейчас (ну, надо же!) выписывает шесть газет: районную "Авангард", самую тиражную "Десницу" (о частной жизни в ней трогательно пишут), оппозиционные "Брянское время" и "Брянский перекресток" (режут правду-матку в глаза властям), губернаторскую, коммунистическую – "Брянский рабочий" и центральную "Сельская жизнь". Когда почтальон приносит ему газеты, дедушка садится на веранде и начинает читать-анализировать, ставя шариковой ручкой "галочку" у заголовка прочитанных материалов…
Любит он слушать и колхозное радио, особенно когда сверхзаботливый и сверхответственный – свой в доску! – бригадир объявляет наряды на следующий день. Например, так: "Мария Бородёнок, ты должна пойти завтра на зерносклад, оденься потеплее, грудя не студи… А ты, Микола Цапелко хватит третий день горилку пить, да "казаковать", бери вилы, иди завтра на кучи навоза…" (то есть вручную разбрасывать навоз по полям в качестве удобрения). Улыбнется дедушка таким речам – своё, родное…
Одному жить трудно. Но дедушка не ропщет, живёт и будет – жить, потому что ему хочется дождаться более справедливого времени, когда три народа – русские, украинцы и белорусы, поломав границы, снова станут жить по-семейному, тепло и душевно.
Того же хочу и я, его внук, ведь по линии дедушки у меня – украинские корни; по линии бабушки Евдокии, пусть земля ей будет пухом, – белорусские.
Я хочу, чтобы вы тоже узнали о Климовском районе Брянской области. Это – Россия, родина дедушки. Именно к землям этого района и прилегают земли Украины и Белорусии. Как говорят местные жители, здесь сразу на три республики "зорю бьёт петух". Промешаны языки. Скажем, своего петуха дедушка зовет кочетом, а соседка своего – певнем. Тато, батя, тятя – всё одно отец, по-всякому – правильно.
Реки Снов и Десна навечно связали Брянщину с Украиной, а реки Ипуть и Беседь – с Белоруссией. Их не перегородить – не разрубить. Они – общие, многонациональные.
От дедушкинова села Чернооково не так уж и далеко.
Чернобыльская АЭС, на которой и сейчас что-то, да – случается. Вредные выбросы в малых дозах. В Чернооково тоже есть радиация, но поменьше, чем, скажем, в городе Новозыбкове. Жить можно. Отсюда редко кто уезжает. Но умирают часто. Запустевают дома. В них тайно и открыто поселяются приблудные – бывшие бомжи и сбежавшие из лагеря зэки. Живут воровством и падаянием. С землей возиться у них охоты нет.
В мае этого года я снова приехал к дедушке. Попив нахоложенной хрустальной водицы из здешней древней криницы, объявленной памятником природы, захожу во двор дедушкиного дома – никого. Открываю калитку в сад – за летним вольным семейным столом сидит мой дедушка – Григорий Михайлович, помолодевший лет на 15, распаренный – кровь играет на щеках. Он только что вышел из своей жаром дышащей баньки и расслабленно отдыхал. Обнялись. Троекратно расцеловались. Я достал водку "Радикс", еще раньше прилюбившуюся дедушке. Радикс – это корень женьшеня. Водка мягкая, приятная, сама пьётся: глядишь – уже и бутылки нет. В Арабских Эмиратах – там сухой закон, и то нашей брянской водки – "Радиксу" закупили аж на 300 тысяч долларов. Для дипломатических приемов.
Достал я и гостинцев. И – копченой мягкой грудинки на закуску. Дедушка сперва подумал, что это – сало (грудинка-то с кожей) и немного укорил меня:
– Зачем ты на "бодрило"-то тратился. У меня ж вон, в погребе, целый лазбень этого "бодрила"?!
– Да это не "бодрило", это – грудинка. Вкусная очень…
Бодрилом в Чернооково называют сало. Действительно, перед трудной работой поешь его, да еще с куриными вареными яйцами, и бодрость, и сила - на целый день. А лазбень – это разновидность бочки: к низу – расширяется, к верху – сужается.
Дедушка налил себе "наркомовские" сто граммов и выпил.
– Хо-о-ро-шаа! А горилка украинская – хуже самогонки. Не люблю. Читал я, что у наших брянских спиртовиков американцы хотели задорого купить секретный старинный рецепт на нашу водку – не согласились. Молодцы хлопцы! Разве ж можно продавать такую радость?! Это ж – наше золото…
– А сам-то ты выпьешь? – спросил дедушка.
– Нет, не пью…
– И – правильно. Раз таким лобастым уродился – лучше в науку иди. Читал твои статьи в газетах. Дельно пишешь. Пиши. Пиши. Буду читать, – и дедушка повторил ту же норму.
Слово за слово. Разговорились. Дедушка был рад моему приезду, беседе. Надоело одиночество – хочется выговориться:
– Раньше-то – как было? Как какой праздник – престольный или старинный русский, или советский – к своим родичам на Украину или в Белоруссию едем. А потом – они к нам. Застолья – под открытым небом. Особенно – на Духов День, на Троицу. По двести-триста человек. Как грянем в сотни голосов – то "Реве тай стогне…", то – "Шумел камыш…" Понаедет, бывало, родня, за один день всем миром и посеем, и пожнём… А теперь что натворили: на Украину до своего родного брата не пускают, и его – ко мне… Кругом – погранзаставы с овчарками, таможни, омоновцы с автоматами… Шагу не дают ступить… Куска "бодрила" не провезешь – могут запросто отнять. Ироды… Жили б – как жилось, вместе бы – лучше б было. Аж ум за разум заходит: украинцы теперь – как американцы или французы для наших властей. И мы – для ихних… А там же, на Украине, только у меня одного – как-то подсчитал – с полтыщи родичей –близких и дальних… А друзей – не считано… С белорусами – с теми хоть полегче стало: на границе меньше проверок всяких… Эх, пропади они пропадом, эти границы! И – кто их надумал?! Нет, не народ простой, а отдельные самостийники. "Надо отделяться – без москалей гарно будет", – орали бандеровцы во Львове. Вот и доорались – теперь сами не рады… Светлое сделали чёрным, доброе превратили во зло…
– Но никто ведь не покаялся?
– Верно сказано в Библии: в начале было слово. А у них, у самостийников, слово стало ложью, то есть – разрушителем… У нас была одна ведь "кровеносная система": мы что-то нужное давали им, они – нам… Вот живем же мы в Чернооково – и русские, и украинцы, и белорусы… И никому в голову не приходит – отделиться друг от друга, превратить свои дома в крепости… Живём – как люди одной нации, одного корня. Всё делим без обид…
– Эй, балагуры, гостей принимаете? – раздался бас моего двоюродного дяди –Сергея Николаевича Бондаренко, главного механика местного колхоза, окончившего Брянскую государственную сельхозакадемию. Ярого спорщика-мыслителя.
– Принимаем всех, без исключения, – улыбнулся дедушка. – Наливай и мне, и себе, а потом и – поговорим…
– Ух, ты – люкс! – после первых сто граммов забасил мозговитый дядя Сережа и начал рассматривать золотые медали на водочной этикетке. – Такую три раза в день, как французы, можно пить: у меня ж сразу сосуды расширились, светлота в мозгу.
– И – Президенту нашему, и Правительству… всей России нашей надо расширять сосуды, – философски заметил дедушка. – Дальше носа своего не видят.
– Григорий Михалыч, ты меня поймёшь правильно: у меня даже в своем родном селе – сознание собственной временности, – начал размышлять дядя Сережа. –Чувство какого-то одиночества, незащищенности. Колхоз разваливается… Вот поросята, весь пол съели – кормов нету… Чую, что нашим сознанием манипулируют: телевизор, радио, газеты, журналы, жириновцы, зюгановцы… Почти все основные средства массовой информации захвачены олигархами… Как будто наступила долгая ночь, а мы заплутали в ночи…
– Ты, Сергей, сперва-то глянь, что вокруг нас с тобой творится, – остановил главного механика дедушка. – Лес наш низводят на корню – кругом подпольные лесопилки; электропровод воруют километрами – убивает током, всё равно крадут; предприятия стоят – на них растащиловка; нефть, и ту научились красть: сделают врезку в нефтепровод и тоннами откачивают нефть…
– Ты прав, ты тысячу раз прав, Григорий Михалыч. Никто из честных людей не знает, что делать? Сам посуди, разве ж можно было разобщать наши культуры –российскую, украинскую, белорусскую?! Это, можно сказать, одна единая культура. Она создавалась тремя народами, движениями их души, по многовековому зову этой единой души… Как близоруки наши политики!
– Но что же теперь делать? – не вытерпел я.
– Что-что, а помнишь Сергея Радонежского, того, который благословил нас, русских, и Дмитрия Донского перед Куликовской битвой? – вопрощающе глянул на меня дядя Сережа. – Помнишь. Так знай: нет у нас такого человека, чтобы сплотил нас. И – не будет. Поэтому мы, простые русские люди, вместе с украинцами и белорусами сами должны объединиться. И чем раньше поймем это – тем лучше для всех нас. А страха, отчаяния не должно быть. У нас, у трех народов, должна быть духовная цельность.
– Да, раньше большим сплотителем была наша православная церковь, – тихо промолвил дедушка. – Любое дело России – было и её делом. Святым делом…
– Церковь саму пробуждать надо, – неожиданно заявил басовито дядя Серёжа. – Малодушие церкви – налицо. Многих священников – как будто подменили: не трогают, мол, нас и – слава Богу! Почему они не обличают тех, кто грабит Россию? Почему они молчали, когда тысячи русских полегли в Афгане? В Афгане погибло только наших, брянских, ребят – более 130! А всего – тысяч пятнадцать, не меньше. 34 тысячи калек – это три дивизии… А Чечня? Это ж – тринадцатилетняя мясорубка – и конца не видно… Церковь должна объявить анафему тем, кто губит русский народ. Но она молчит. Она сдала свои святыни, свои храмы врагам…
– Ладно, Серёж, не заводись, – урезонил дедушка. – Какая тебе Русь нужна, а? Скажи, какая?
– То есть, как какая?
– Святая… Православная… Допетровская… Петровская… Крестьянская… Имперская… Либерально-Жириновская? Русь славы воинской?..
– Ну, ты меня, дорогой Григорий Михалыч, прямо ошарашил… Давай-ка лучше допьём "Женьшеневую". Андрей, ты не возражаешь?
– Нет, нет, допивайте. На здоровье. Да закусывайте – как надо.
Выпили. Посидели. Поговорили о том, о сём. И – дядя Серёжа продолжал размышлять:
– Вопросик у тебя заковыристый, Григорий Михалыч. Не простой. Но я раскусил тебя. Потому что я не близорук – вижу в даль пока хорошо. Действительно, почему мы боимся заглянуть в прошлое? Да, боимся. Нам страшно. И – совестно. Россия-то тогда была – единой и неделимой. Державой и сверхдержавой. С русскими считались, мнение русских уважали. Само слово "русский" звучало героически и свято. Наше великое прошлое, именно оно-то и разоблачает наше мелко-жульническое настоящее.
– А-а-а, вот так-то, наконец-то ты понял, что к чему, – заулыбался дедушка. –Запомни, Серёжа, и ты, Андрей, есть три кита: соборность, державность и вера. Именно на них всегда стояла Русь, ими и сохранится.
– Я, когда смотрю на картину Андрея Рублёва "Троица", – признался я, – мне кажется, что эта картина, прежде всего, о единении трёх славянских народов: русского, украинского, белорусского. У одной святой чаши…
– Раз тебе так видится – так и будет. Попомнишь потом мои слова, внучек, – тихо произнес дедушка. – Ты еще будешь очень и очень гордиться тем, что ты – русский, что в тебе кровь – трёх славянских народов… Были у нас тут несметные полчища татар – нету: перегной истории. Были литовско-польские паны… Были гитлеровцы… Все стали песком. А мы были и – есть. И – будем всегда…
Уже темнело. И мы пошли в дедушкин дом вечерять…
В тот же вечер я написал стихи. Приведу последнюю строфу:
…Испрошу у России
Прощенья –
За греховность,
Смятенность ума…
Неужель нам нужны
Во спасенье –
Дыба,
Схима,
Тюрьма
И – сума?!
Последний раз редактировалось Евгений Капустин 15-11, 17:54, всего редактировалось 1 раз.
|